Хочу

[sylvana]

Название: Хочу
Автор: Alex Fox
Пейринг/Персонажи: Alauda/Luscinia Hafez
Фандом: Last Exile: Fam, the Silver Wing
Рейтинг: R
Жанр: romance
Дисклеймер: мир и персонажи Коити Тигира.
Размер: мини
Предупреждения: AU, возможно ООС.
Размещение: с моего разрешения.
Саммари: самое начало отношений.

1020 слов

- Аль?
- М…?
- Ты не спишь?
- Уже нет.
- Прости… - в его голосе, тонком, как у принцессы, слышались нотки вины.
Вспышка молнии выхватила из темноты угловатый изгиб плеча Алауды. Повернув голову, юноша лёг на спину, пытаясь рассмотреть в темноте лицо Лускинии. Опустив взгляд куда-то гнездо из белоснежных простыней, он рассеянно комкал край её в своих длинных пальцах.
- Не можешь уснуть на новом месте? – словно ссыпалась пыль с гладких воробьиных перьев – стряхивался сон; Алауда медленно сел, и, улыбнувшись, привлек к себе Лускинию.
Сердце в груди брата яростно колотилось, словно они легли в разное время в кровать: один час назад, а второй только что, стремглав ворвавшись в спальню, а до того летел по ступенькам вверх, в башню, перепрыгивая через одну. Лускиния мелко дрожал, и, получив опору, столь необходимую ему, крепко обнял Алауду. Ластился, льнул всем телом, словно нашкодивший кот, уронивший на себя горшок с землей, а теперь ищущий защиты у хозяина, запрыгнув ему на плечо.
- Гроза, - прошептал Лускиния.
- Ты, телохранитель королевы Фараханаз, боишься грозы? – проговорил Алауда с нежной улыбкой, обнимая брата чуть крепче.
- Д-да…
Метким ударом молнии горизонт разбило пополам, осветив спальню белым.
«И кто сказал, что мы похожи?» - рассеянно подумал Алауда, перебирая влажные волосы на затылке Лускинии.
Одна кровь, одна кость, но и душа на двоих одна. И как может быть душа похожа сама на себя? Потому черты характера этой одной души в разных телах были отличны. Нежность сердца, способность любить и ненавидеть до боли в груди, умение очаровывать и вести за собой достались Лускинии. Способность рационально мыслить, быть эхом и тенью – бесстрашными и незаменимыми спутниками каждого – такие черты достались Алауде. Лускиния боялся грозы, одиночества и боли. Алауда был вторым крылом – тем, что поможет выйти из любого шторма, оградит от ненастья, успокоит.
- Прости, я не хотел тебя будить. Я… прости меня, - шептал он, дыша всё спокойней в сильных объятиях брата.
- Ничего. Ты не спишь, и я не буду. В грозе нет ничего страшного. Ведь она там, а мы здесь, - проговорил Алауда, дуя в волосы Лускинии.
Они проделали долгий путь из Адеса сюда. Свиту королевы Фараханаз разместили как попало, а потому телохранители оказались в комнате, смежной с покоями королевы. Гроза началась ещё во время подготовки ко сну, а потом разыгралась в полную силу. Алауда не услышал бы рокота грома вовсе, если бы не проснулся Лускиния, который спал очень чутко.
- А если гроза ворвётся сюда?
- Пойдём к ней, - прошептал Алауда.
Он рывком стащил Лускинию на пол, словно не обнимал нежно несколько секунд назад. Одеяло потянулось следом, стелясь под ноги ангелу. Не обращая внимание на сопротивление Лускинии, Алауда прошёл к балкону, без труда удерживая его руку в своей.
- Пусти, отпусти меня!
- Тише, я же рядом, - Алауда почти крикнул это в ухо брату – ударила молния.
Лускиния затрепетал, а потом застыл, мелко дрожа от холода. В спальне было душно и влажно, а здесь безумствовала стихия: ливень и студёный ветер. Алауда удерживал Лускинию со спины, его ладони в своих, широко расставив руки в стороны. Словно звезда Гильдии о четырёх лучах. Пилот и навигатор – одно целое. Вместо брони – кожа, покрытая мурашками.
- Ты не умрёшь, не упадёшь, не разобьёшься. Хватит, Лукия. Не бойся, - проговорил Алауда, бесстрашно подставляя лицо воде и ветру.
Их волосы склеила холодная вода, что хлестала в лицо. Алауда прижжал к себе Лускинию чуть бережней, когда тот начал хохотать, не боясь разбудить королеву и заглушить своим голосом раскат грома.
- Я люблю тебя, - кричал он ревущую ночь. – Слышишь?
- И я люблю тебя, - отвечал Алауда эхом.

Лускиния забрался в кровать. Ему больше не было холодно, но Алауда замёрз, а потому захочет укрыться. Одеяло было только одно.
Алауда быстро засыпал. Его не терзали по ночам мысли о том, конечно ли небо, что будет дальше, как долго будут они жить и как откусить от персика, чтобы не перепачкать в соке пальцы. Он лежал рядом на спине, так близко, но уже так далеко в своих снах. Лускиния подобрался, упираясь локтём в подушку, нависая.
- Лукия…? – прошептал Алауда, разлепляя веки.
- Тут холодно, - ответил брат.
- Забирайся под одеяло, - ответил ангел с усталой тёплой улыбкой.
Другого бы проигнорировал, надменно поджав тонкие губы. Лускинии было можно всё: кидать его на пол, не заботясь о страховке во время оттачивания приёмов, переспрашивать, задавая глупые вопросы, будить среди ночи, забирать верхушки от пирожных. Алауда только улыбнулся, когда брат забрался под одеяло, пихаясь острыми коленками, вырывая из сна прикосновениями холодных пяток.
- Лукия…
Наверное, сильнее не любят родное дитя, которое балуют, награждая и поощряя за шалости. Прекрасно зная, что ему ничего не будет, Лускиния обнял Алауду за талию, глядя в лицо его без тени смущения, улыбаясь откровенно и томно. Ему хотелось быть поцелованным после признания под небесами над Священным Озером, в королевском дворце, на огромной кровати с балдахином. Ангелу хотелось быть любимым. Лускиния умел целоваться и делал это прежде Васант. Ему хотелось, чтобы Алауда сделал это.
Здесь.
Сейчас.

«Прогретая комната, потом холодные потоки воды и снова тепло. Всего лишь выделение эндорфина. Гормона счастья», - тонкие губы Алауды изогнулись в улыбке, нежной, как изгиб смертоносной лески.
«Ты получишь всё, если захочешь», - подумал Алауда, касаясь подбородка брата.
Ему нравилось потакать. Приподнявшись на локте, Алауда неумело коснулся губ Лускинии. Жар и истома заполняли его с каждым прикосновением липким и сладким, от ощущения нежности и беззащитности трепещущих губ ангела под своими.
Поцелуй всё длился. Кончалось дыхание, и со смущённой улыбкой Лускиния добирал его, пока Алауда ласково касался горячими губами его щёк, подбородка, шеи. Больше. Глубже. Лускиния всхлипнул, когда Алауда разомкнул его губы языком, прижал зубами нижнюю.
- Достаточно, Лукия… - выдохнул он, вдруг останавливая руку брата на самой кромке одеяла, что укрывало его бёдра.

Лускиния походил на ангела во сне: столь же красивый, нежный и беспощадный, счастливый в царстве грёз. Алауда стоял на балконе, приводя с помощью холодного ветра мысли и тело в порядок. Он знал, что подарил брату кусочек любви, которую он жадно алкал, перехватывая каждый взгляд королевы, улыбки тех, кто любовались им; норовил собрать всё тепло, прикасаясь рукой. Этот поцелуй – сказка для реалиста-Алауды, но игра гормонов для мечтателя-Лускинии.
«Я подарю тебе всё, что захочешь, Лукия…» - повторил он клятву, глядя в светлеющее небо.
Два ангела, два крыла, а любовь такая разная.